Даша Сонина.

я не жалею

вчитывайся в самую суть, ищи между строк, подставляй синонимы и кури.
я не могла уснуть. Сделай же что-нибудь, чтобы перестало гореть внутри... чтобы больше не раздирало в британский флаг, чтобы крик не срывался в визг, чтобы все окей... Сделай так, чтобы я не металась в поисках запчастей своему поломавшемуся уму, тронувшемуся разуму и душе.
в этих древних клише для меня и спокойствие, и уют.
я возвожу тебя в абсолют, ставлю режим на вибро и жду письма. Но ты не пишешь пятые сутки. Давай как-нибудь сама...

и я сама справляюсь. Готовлю суп, перебираю фильмы, хожу на спорт.
...если бы кто-нибудь вырезал мне тебя, - я бы пошла на такой аборт. Я бы позволила им выдирать слова, сделать укол от боли, стереть мне память. Все равно мне не будет хуже.
а ты талант. Мало кому дано так искусно ранить.

кстати, я тут дышу. Космос в глазах, дурь в башке и дыра в груди. Шью ее каждый день у чужих портных, так что в ближайших двести меня не жди! Мне нужно время, чтоб снова встать в строй живых, чтоб ощутить объем, полноту и вкус.
я не жалею, что мы умираем так.
я обещала. Помнишь?
я не вернусь

Cheri

Ты тонка,
У тебя под кожей каждая вена - разливающаяся река.
Приворотное заклинание - каждое слово, слетающее с языка.
Каждый гортанный слог печатается в книги жизни.
Слышишь? Не кисни,
Это такие гонки без права на передышку,
Каждый контрольный метит между лопаток.
Ну кто оставит тебя, малышку,
Когда каждый стон твой так нестерпимо сладок.

Смелая, сильная. Космос зажат в ладонях,
Выпустишь, и накроет нас звездным тазом.
Мы превращаемся в вышколенных шпионов.
Требуем все и сразу.

Хрупкая девочка, я до тебя не мечтаю и докоснуться,
Кому не расскажу - они все смеются,
Я улыбаюсь в ответ.

Ты говоришь "привет",
Меня тянет выпить, только бы заглушить пульс в ушах звенящий,
Я представляю тебя курящий,
С прищуром и спутанными волосами.
Мне до тебя где-то пять, если мерить большими шагами.
Мне до тебя расти - если уж быть честным - и никогда не смочь дорасти.

Cheri, я устал и выдохся. Мне просто пора уйти.

Онлайн

видишь, я стала правильной и гуманной - улыбаюсь вежливо, подаю нищим, шлю смски в полтретьего маме - "мам, не пугайся. Живая." Она все слышит - как вода в ванной льется не замолкая, как барабаню по клавишам оголтело, как убиваю взглядом каждый пиксель экрана и сбегаю курить без палева между делом.

нет, она понимает, - шестнадцать лет, возраст любовей первых и суицидов. Тревожно дергает за рукав, мол, готов обед и надо бы есть, а то скоро без всяких гидов по анатомии можно найти все ребра, пересчитать по пальцам, переломать... Она дергается меня обнять, но замолкает на полужесте. И я каменная. Я остаюсь на месте.

видишь, я стала взрослой и безнадежной, и у меня в глазах искры пляшут сальсу. Я притворяюсь выверенной и сложно
-сочиненной.
я говорю отрезвляющее "прощайся", мне уже и пора, мама спать не ляжет, будет ждать, пока я прокрадусь домой. Я напишу тебе завтра, как ты любой нужен мне до покалывания в ладонях, до рвотных позывов, до титров "the end".
я напишу тебе где-то в восемь.
будь в сети, пожалуйста, абонент.

у меня к тебе

я саму-то себя выношу лишь периодами, а ты спрашиваешь - "что у тебя ко мне?". У меня к тебе - нежность еще не добитая, неоткрытая взрослость, зарифмованные шифры и лед в вине. У меня к тебе что-то невыносимое, что-то жгучее, острое, перчинно-горькое. Просто мне еще не представилось подходящего случая, чтобы все это вместе сложить высокою горкою, записать, замыслить и подарить тебе. И на этой войне... я никак не пойму - ты на моей или нет стороне.

;мне бы всю твою сталь, я бы стала такой однозначной. Не поддатливым воском, а полком солдатиков из коробки. Мне бы в руки твои опуститься так робко - перебить свою дрожь их горячестью, чтобы сразу - как дома, чтобы сразу узнала хозяина. Незнакомым маршрутом, чужими дорогами, разболтанной тайной... перерезать все нити. Чтобы кому-то рассказать потом эту историю, долго всхлипывать, успокоиться, тихо одеться и выйти.

ничего не менялось. Ты - тот же. Да я вроде прежняя. Только что-то так давит виски опаленными стержнями, заставляет сощуриться, резко выдохнуть. Признавайся, ты в эти моменты тоже думаешь не обо мне?
а на луне сколько кратеров, столько пробоин... Это просто небесные шрамы, отметина "в память". Я была так уверена - ты достоин, чтобы ради тебя полжизни переписать, исправить...

у меня к тебе - осень с пометкой "после прочтения сжечь", поцелуи робкие в открытую тёплость плеч. Разрисованный разворот тетрадки в 12 страниц.
У меня к тебе - я. Без берегов и границ.

зы. вторая Мария Штэппо

nothing

Я задыхаюсь - и каждый простейший слог имени твоего превращается в междометие.
Осень выводит под руку за порог, целуется в щеки.
“Так хорошо, что встретились”.
Пар изо рта складывается в голубей и улетает к перистым облакам.
Ты остаешься во мне - лунками от ногтей в ладонях, которые сам дико сжимал в желании удержать.
Я тебя вижу всегда, хоть глаза закрыты.
Если и правда сумеется не скучать, мы станем новым совсем бессердечным видом.

Я просыпаюсь в завтрашнем феврале,
Снег сделал город мой белым-белым.
Градусник замер на абсолютном нуле.

Эта осень желает тебе стать таким же смелым, как 500 дней назад - совершенно “да”.
Я растворяюсь снежинками на ресницах.

Ты научи, как мне быть, когда
Мне без тебя совершенно, совсем не спится.

Я задыхаюсь. И каждый любимый слог имени твоего возвращает меня назад.
В день, когда в пальцах прозрачный ток
Бил нас под ребрами наугад.
Я остаюсь дожидаться второго снега
(первый совсем не считается, вспомни, ну...).

Ночь начинается с нашего трека
И моих глаз, молящихся на луну.

ты не становишься ближе

Бонни, ты не становишься ближе. Мне остается тихий звук твоего имени.
Помни, однажды увижу, почувствую тепло твоих рук. Просто ты подожди меня.
Знала бы ты, как меня дотла высушивает эта скучная корпоративная слякоть.
Бонни, послушай, только не нужно плакать.

Бонни, девочка, этот город раны не лечит, не даёт ни шагу ступить самому.
Я поднимаю высокий ворот туманам навстречу. И каждому твоему письму
Радуюсь, словно мальчишка, нашедший клад затонувшего век назад корабля.
Буквы целятся в сердце ракетой Земля-Земля.

Я закрываю зонт и сажусь за столик, не глядя тыкаю пальцем в меню.
В голове кино с тобой в главной роли - ты спешишь по Мэдисон-авеню.

***
Итан, ты не становишься ближе, слышишь? Мне остаются обочины и магистрали,
Пытки бессонницей, сорванная афиша, автоответчики, звуковые сигналы.
Нам не понять, почему все так странно вышло, сколько одеяло в руках не комкай.
Научи не сползать с кровати от этой ломки.

Итан, мой милый, в этом городе смог из лукавых «здравствуйте!/как дела?».
«Я не просила быть здесь» - стучит в висок, но исправить - в жизни не хватит зла.
Наши чувства вдруг потерялись и даже больше - совсем не угодны Богу.
Я сажусь за руль и стараюсь найти дорогу.

Не успеваю по тормозам. Мысли молчат. Гаснут огни габаритов.
Я открываю глаза в окружности твоего плеча. Доброе утро, Итан..

Молчи

ну, закрывай глаза - щеки целуют ресницы, руки молчат. Я тоже, пожалуй(ста), не скажу больше тебе не слова. Просто найду все точки. Пальцами. Наугад. Буду по ним с проворностью птицелова бегать губами, кусать до крови и дуть, слизывать алые жгущие кожу капли.

ты поселился под кожей, терзаешь грудь - больно дышать, или легкие так ослабли... и я вмещаю твой запах в них до краев, глажу ладонями, пробую на язык - свежесть лесных ледяных ручьев. Ты говоришь мне "я не привык", я говорю тебе "тише, молчи, молчи", я накрываю ртом твой хватающий воздух рот. Я не умею быть сильной. Сложи мечи, к черту войну. У меня тут полно забот - как отложить рассвет и не думать "мы", как до краев заполнится темнотой.

мы параллельнее всех прямых. Ты остаешься вяжущей пустотой, всеми словами, которые не сказал... Я улыбаюсь, совсем не смотря в глаза, мне сегодня хочется помолчать...

ты остаешься остывшим чаем.
и именем, которое нельзя называть.

Где у тебя болит

На тебе клавиш больше, чем на рояле. И я играю, срываясь в невольном крещендо. Ты живая, когда я к тебе прикасаюсь, изливаешься всхлипами, когда я в тебя вжимаюсь побелевшими пальцами, чтобы добыть нектар твоих звуков гортанных и переливов нот. Ты так смотришь упрямо, кривишь свой надменный рот, и огонь во взгяде сжирает, когда гладишь щекой живот. Девочка, ну же - будь хоть немного скромной, не хватай меня так, будто тонешь на глубине. Я же чувствую, как огромный, неумолимый жар накрывает тебя извне.

У тебя больше жизней, чем у бессмертных. Ты со мной умирала три сотни раз. Прекрати же так биться о прутья клетки - это руки мои, я держу тебя. И сейчас так боюсь отпускать, расставаться и быть обычным, без истории, без грехов, без неспешных слов. Я тебя... Это слишком тепло и лично, чтобы портить признаньями про любовь. У тебя необычный окрас, ты редка как феникс. Я б оставил тебя себе - ты ж умрешь в неволе. И поэтому давай как обычно возьмем по коле, по билету в невыговариваемые города... я не знаю, когда я сорвусь, но помни - я приеду к тебя туда.

Так что, девочка, извививайся вместо слов на прощанье и невысказанных обид.
И не бойся - сейчас уже станет легче.
Я точно знаю, где у тебя болит.

Deadline

а там бессовестный рассвет обнажает улицы - и тот, кто целуется в темноте, внезапно становится зрячим. Таким горячим дыханием бьет меня по яремной вене;;. Да, детка, я в теме, я понимаю, что через час и пятнадцать минут вставать. И у меня - нерасправленная ни разу за неделю кровать, а у тебя - опять дед-лайн и ;семнадцать непринятых. Ну все, привет!

каблуки становятся неустойчивыми, когда ты отпускаешь меня и садишься в такси. "Я не могу остаться, и не проси". Я даю тебе воображаемый подзатыльник, но улыбаюсь вслух. "Набери мне сегодня около двух, а то я закручусь, забуду. Давай, take care". Ты не знаешь мер, когда улыбаешься мне вот так - разрывающей лед улыбкой. Я уже не мечтаю стать твоей первой скрипкой, незаменимой и безысходно нужной.

до ближайшей кафешки на негнущихся ногах. На губах еще сверкают отпечатки невысказанных "люблю". И пока я еще могу - пишу смс на твой номер "я еще не пришла. Не злись". Появись ниоткуда, я как всегда жду твоих нот из кармана, чтоб ты обещал /на этот раз без обмана/ подарить мне сутки без посторонних и неотложных дел, чтобы все-таки ты сумел кивнуть на мое стотысячное "не торопись".
но пока - мы по разные стороны.
детка, ложусь.
приснись.

Расскажи

расскажи, как ты там без меня одинок. Как шарахаешься от дам, курящих ментоловый Вог, как не смог выбелить душу, как ты наших групп не слушал сто тысяч лет. Как у тебя вчера на обед - традиционный воскресный пирог, что раньше готовили ты и я. Как твоя многочисленная семья шлет мне нескончаемые приветы. Как ты тщетно мечтаешь дожить до лета.

расскажи мне теперь, за что ты продал нас. За чей-то божественный профиль, аристократический анфас? За весь галактический газ, за вселенские запасы угля? Хорошо, что не я теперь приношу тебе кофе в постель, что моя прозрачнейшая акварель тратится на портреты достойных ее людей.

но я почему-то жду от тебя новостей.

расскажи, как ты помнишь меня наизусть. Я боюсь, я, слышишь, до одури боюсь проснуться однажды и забыть. Поэтому мне и нужно с тобой говорить, перебирать ничего не значащие детали, вроде кошки соседки Гали, вроде водопроводчика из ЖЭКа, случайного вроде бы человека... Мне нужно помнить, ради чего я смогла обо всех забыть. И как сильно когда-то я умела, могла любить...

давай поиграем с тобой в игру -
я сейчас попрощаюсь.
и больше никогда тебе
не наберу.

он

и когда он рядом, я живая. Гравитация кланится, отступая, уступая ему права. Он целует меня едва, задевает ресницами бледную щеку. И с какого бока не посмотри, у меня все дергается внутри, умирает в конвульсиях и воздает хвалу. "Не создавай кумира" - а я поклоняюсь злу, чистому и порочному, как в рекламе. И я некстати вспоминаю о маме, как она предрекала... она права, оказалось все просто как дважды два, - вот он был, вот его уже нет. И вот я - боюсь посмотреть на свет, берегу зареванные глаза. Он приходит изредка, издеваясь, из рукава достает туза. Я понимаю - бито, карты летят на пол. "Я тут как раз скучаю. Ты проходи, раз пришел".

он, по-моему, планирует жить во мне. Прописался в мыслях, в сердце построил дом. Он наверное садик посадит там по весне... а чуть позже - чиркнет спичкой и гори оно все огнем!

тут такая нехватка воздуха и воды, что, пожалуйста, позвони в ноль-три. Дверь открой им, тапочки предложи...

и лежи, не вставай, я сейчас принесу рассвет.
почему, скажи, тебя у меня - нет?..

вдруг он приснится?

мне так хочется расслоиться и стать его воздухом, незамеченным знаменем с неба, ненужным апострофом, расцарапавшим щеку лезвием, оркестром, играющим реквием по кому-нибудь незнакомому, чтобы он нахмурился на мгновение, и сердцебиение вдруг зашкалило. И ужалила его мысль - интересно, а как там я?.. Все такая же вечно сонная, боязливая, не-твоя?

и пусть будет вечный июнь, забытый паспорт, кипящие нервы, седой дед-лайн. Он напишет мне ранним утром, он спросит - скажи, сколько ты хранишь в себе еще тайн? Сколько черствости нужно вынести, чтоб пробить себе путь до главного? И где делают таких девочек, где найти тебе себе равного?

и пусть он будет счастлив. Скажем, с какой-нибудь Мери-Кейт. Пьет любимый двойной эспрессо, по работе летает в Кувейт, строит дом в подмосковье (два этажа, мансарда, лестница без перил). Только Боженька, первый раз прошу - сделай так, чтоб он меньше курил, реже утром, после душа, завернутый в полотенце, седые волосы на голове находил. И любил ее, что ли. Конечно, чтобы любил...

мне так хочется - и мне кажется, это не мало. Понимаешь, тут пусто одной. Тут как будто темнее стало. Одеяло не греет, окна не защищают от ливней, провода - от голосов. И я запираю дверь на большой засов, пускаю по периметру стаю огромных псов. Нет, я не боюсь, но просто мне так лучше спится. Пусть ничто не тревожит мой сон - потому что... вдруг он приснится?..

А Димка слушал меня вполуха, устало щурился на закат, я собирала остатки духа, шепча "люблю"... Он ничейный брат, он забытый сын, кому-то город, кому - трущобы, он был всегда для меня один, он был всегда, непременно. Чтобы в колени падать, дышать в плечо, прощаться скомканно у маршрутки... и вот мне стало так горячо, что впору плавиться.
Третьи сутки сидим на выцветшем покрывале, и Димка комкает рукава. Я говорю ему - Дима, мы крепче стали. Он отвечает - Дашка, не трать слова. И обнимает меня, качаясь, и треплет волосы на затылке, я наливаю по третьей чаю, хотя пора б по второй бутылке. И ночь встает в полный рост над домом, и собираются в стаи птицы... мне на плече сотни дней знакомом спокойно, красочно, тихо спится.
И если есть где-то счастье счастий, то это Димка, смотрящий сонно и обладающий странной властью сказать без слов, потомучто комом слова застряли в охрипшей глотке, отравленной сигаретным ядом. И во всех окнах моей высотки мы отражаемся - вот он рядом, синхронно двигаемся и дышим, и в унисон каждый новый отзвук. Он шепчет на ухо - Дашка, слышишь... ты слышишь, как все легко и просто?
Мы так созвучны, и в двухголосье мы выливаемся на бумагу. И если кто-то когда-то спросит, не объясню, почему так надо, зачем мне видеть его руками, зачем мне помнить его улыбки. И я сижу и пою стихами с остервенением первой скрипки, и Солнце вновь восстает из пепла, и новый день обещает счастье.
-Для нас с тобой мало жизни целой...
-Ты обещай стать хотя бы частью.

...повторяю мантрой все твои сто имен. Каждое вылетает осипшим свистом. Вроде бы дышится легче. И снится сон, по сюжету которого, будучи реалистом, ты на рассвете собрался - такси, пиджак, перепутанный локон на лбу горячем. Я про себя молилась - подай мне знак, ну окажись, пожалуйста, настоящем, вылепленным из забытых ухмылок, фраз, жестов, переговоров, пере-улыбок, гладить бы против шерсти - но твой окрас редок, и тут нельзя допускать ошибок.
я повторяю мантрой - нельзя назад, каждый обратный шаг отнимает силы, невыносимо двигаться наугад вдоль этих стен. А помнишь, ведь я просила - не окажись случайным, останься тут, в этой весне с еле слышным оттенком грусти...
мы заключили себя в эти пять минут.
и вот теперь гадаем - ну кто отпустит? Кто разожмет ладонь, отречется, встав утром уже другим, став черствей и строже?
я отпускаю медленно твой рукав.
ты еле слышно шепчешь - прости ей, Боже.

море волнуется раз, море опять не спит, на дне твоих чудных глаз алый закат горит и не дает уснуть, хотя я давно устал.
спой мне о чем-нибудь - что море сильнее скал, что чайки найдут покой, что мы обретем приют. Что и для нас с тобой из тысяч земных кают выберется одна - белая как туман.
море волнуется два.
маленький капитан, ты продолжаешь петь о птицах большой земли, о том, что познавшие смерть тонущие корабли смело идут ко дну, словно обратно - в порт.
я ведал, на что иду, когда тебя брал на борт.
с тобою позвал беду - но был несказанно рад. В соленом моем аду прижился неспешный ад твоих осторожных слов, холодных, но легких рук. И, кажется, я готов порвать этот чертов круг и плыть с тобой на рассвет, оставив кому-нибудь трезубец, и тусклый свет пускай освещает путь.
море волнуется три - я вижу вдали причал.

море моё, замри.
я так от тебя устал.